Подстёгнутые моими криками, подростки задвигались быстрее, брюнетка придержала штанины и рукава ребят, пока я их обрезал, затем они сделали то же самое для неё, и мы кучей спустились вниз.
Внизу ребята вытаращили глаза на десятки трупов, в различных позах уложенных мной на пол, а потом увидели труп Амунга с перебитой гортанью и лужей крови под ним.
Брюнетка подошла ближе, всмотрелась, плюнула ему в лицо и стала пинать его тушу ногами, с рыданиями выкрикивая:
— Сестра! Несчастная Маруга! Тварь! Тварь! Тварь! — она обернулась ко мне и сквозь рыдания сказала — сестра моя, она была на колу...он ещё её мучил весь вечер, а потом на кол посадил! Тварь!
У меня запершило в горле, я прокашлялся и сказал:
— Всё, кончился он, забудьте! Отойдите к двери, сейчас тут будет жарко!
Вырвав из жирных рук работорговца ножны от моего меча, я вставил в них меч и воткнул за пояс, потом взял несколько кувшинов со спиртным и расплескал вокруг, поверх ранее разлитого масла.
Взяв со стены горящий светильник, я бросил его на кучу покрывал и подушек, пропитанных адской горючей смесью — полыхнуло голубое жаркое пламя, затем закоптило загоревшееся масло и мы выбежали из дома во двор, спасаясь от жара.
Сбежав, я оглянулся — в окнах здания мелькали языки пламени и уже потянулся чёрный, жирный дым. Подумалось — трупы сами сработают, как поленья дров, когда разогреются хорошенько — настоящий крематорий будет. Надо скорее бежать — скоро появится стража, обязательно сообщат, что в особняке Амунга пожар!
Схватив поводки подростков, я быстро вышел из ворот, ведя их за собой.
На улице уже светало, луна почти исчезла и в воздухе висел серый предрассветный сумрак. На горизонте появилась светлая полоска, знаменующая наступления дня и приближение опасности.
Мы быстро шли по булыжной мостовой вниз по улице, ускоряя и ускоряя шаг. Навстречу пока никто не попадался, хотя вот-вот улицы заполнятся народом, и тогда уже нельзя будет скрыть своё нахождение рядом с загоревшимся домом Амунга.
Если всё пройдёт, как я спланировал, этот пожар примут за разборки бандитских группировок — например — Саркол наехал, или ещё кто-то другой. Никто не сможет подумать на какого-то акома...не авторитета, не главаря какой-то группировки...кроме того же Саркола. Он точно всё поймёт. Надеюсь — не предпримет никаких военных действий — в противном случае нам туго придётся.
Но нет — слава богам — до дома купца мы дошли без приключений.
Пнул ногой в дверь и она распахнулась через секунду — похоже меня тут ждали, не ложились спать, я перешагнул порог, ведя за собой группу моих «собачек», и на шею мне бросилась заплаканная Рила:
— Вернулся! А мы тут уже оплакиваем тебя, думали, погиб! И готовимся к обороне.
Только сейчас я заметил, что столовая заполнена всевозможным оружием — мечами, щитами, только луков не хватало.
С досадой я вспомнил, что забыл захватить из дома Амунга хотя бы один из тех мощных луков, которыми славился Арканак! Да что говорить — даже не удосужился обшарить трупы, по всегдашней привычке — как-то даже и мысли этой не возникло, лишь бы оттуда убраться и ни одной лишней минуты не оставаться в проклятом доме. Вздохнул — может и к лучшему, что я не взял ничего из этого вертепа, гори оно там всё огнём! Эти прОклятые деньги, нажитые на горе людей...не принесут они счастья.
Рила только сейчас обратила внимание на необычную группу в ошейниках, боязливо съёжившуюся позади нас:
— Это ещё что такое? Откуда взялись? О боги! Ман, ты что, взялся всех уличных бродяг собирать к нам в дом? Где ты взял этих рабов?
— Потом расскажу — устало ответил я — накорми их, пусть вымоются — они натерпелись...я всё расскажу, сейчас пойду вымоюсь, сменю одежду, и расскажу. Вы как тут без меня? Никто не появлялся из врагов? Не лезли к вам?
— Нет, не лезли — уже успокоившись ответила Рила — мы с Рункадом и Миракой всю ночь дежурили. Он молодец — всё время ходил, смотрел, на улице стерёг, чтобы сразу предупредить, если что. Дельный парень.
Дельный парень, сидя молчком на стуле с торца стола, покраснел от удовольствия и потупил глаза:
— Я обещать, я всегда выполнять, когда обещать! — и тут же покраснел ещё больше, видимо вспомнив, как он обокрал своего папашу и сбежал из дома. Это деяние совсем не тянуло на доблесть...
— Рила, пошли, поможешь мне помыться — у меня сил уже нет, одной здоровой рукой трудно.
— Конечно, конечно, пошли! — заторопилась Рила — Мирака, сними ты с них эти дурацкие ошейники и усади за стол! Покорми их, налей отвара, я пойду Мана отмывать.
Мы прошли с девушкой в ванную комнату, я снял меч, сбросил всю одежду и встал под струю прохладной воды, текущей из трубы.
За ночь вода, нагретая солнцем слегка остыла, и я с наслаждением ловил лицом живительную струю. Про себя я, по привычке, повторял бабушкино заклинание, которому она меня научила: «Внучек, меня ещё моя бабушка учила — вот ты льёшь на себя воду, а сам приговаривай: «С меня вода, с меня худоба!» — и если кто-то на тебя напустил порчу, или коснулось тебя зло — всё текучая вода и смоет!»
Теперь я с улыбкой вспоминал её слова и повторял её простое, незатейливое заклинание, чтобы смыть грязь и страшное зло, которого я коснулся в особняке у Амунга. При воспоминании о том, что я его убил, кроме удовлетворения хорошо выполненной работой , у меня не возникало никакого чувства.
Рила тёрла меня, мылила, оттирала и причитала надо мной — до сих пор были видны остатки тяжёлых ран, которые я получил в драке с бандитами Амунга, и они ещё не успели до конца затянуться.