Манагер - Страница 70

Я не особо разбирался в камешках — для меня они все на одно лицо, отличие только в том, что одни прозрачные, бесцветные, другие зелёные, третьи красные, четвёртые жёлтые — и так далее. Чтобы хорошо разбираться в камнях, нужно быть или специалистом-ювелиром, или же носить эти камни каждый день, покупать их, хранить...у нас в семье из драгоценностей были только дедушкины золотые часы, да обручальные кольца папы и мамы. Вероятно, как и у большинства обычных российских семей...

Рила покопалась в кучке, отделила драгоценности от монет, осмотрела их и вынесла свой вердикт:

— Много стоят.

Я фыркнул со смеху:

— Ну ты даёшь! Вот это определение! Я и без тебя знаю, что много! Что, более точного определения цены нет?

— Нет, а что ты хотел? Чтобы дочь купца тебе тут же дала точную оценку всех камней и работы мастеров-резчиков? — возмутилась Рила — вот эти прозрачные стоят дороже, они редкие, зелёные тоже, видишь — они не в дереве, а в кости вделаны — эту кость привозят с севера Арзума, издалека, кость твёрдая, резать её сложно. Применяют только для дорогих изделий. То, что в дереве — вот эти желтоватые и фиолетовые камешки — более дешёвые поделки, они в ароматном дереве гаура, это более простонародное. Это что, всё, что ты взял трофеями с банды Заркуна?

— Ну, уж конечно, не с грабежа одиноких прохожих — съязвил я — само собой, с банды!

— Ну чего ты злишься — я правда не знаю им цену — заморгала Рила — возьми несколько вещей, да сходи к ювелиру — только не к одному — там им не меньше десятка у рынка сидят. Вот там цену и узнаешь. Монет сколько здесь?

— Не считал. На взгляд — тысячу, наверное.

— Нет — тысячи полторы, это точно! — опытным глазом окинула кучку Рила — тут уж я разбираюсь.

Мы взялись пересчитывать мои сокровища — точно — оказалось тысяча пятьсот семьдесят три монеты.

— Рила, скажи, а сколько стоит хорошая, красивая рабыня?

Девушка сощурила глаза и с подозрительно спросила:

— Это ещё тебе зачем? Собрался наложницу купить? Меня, что ли, мало? Вот вы мужики какие кобели!

— Ну чего дурью маешься! — рассердился я — всё одно на уме! Для дела спрашиваю!

— Какого такого дела?! — не успокаивалась Рила — у вас, мужиков, одни дела — залезть на какую-нибудь бабу!

— Дура! Я хочу узнать — могу ли я выкупить Аргану, или нет!

Рила сразу успокоилась:

— Так бы и сказал, а то — «рабыню хорошенькую хочу!»

— Тьфу! Не говорил я так! Вот бабьё вредное! Всё перевернут! Так получится у меня выкупить за эти деньги и драгоценности Аргану, если что?!

Рила погрустнела и молча помотала головой:

— Нет. Насколько я знаю — нет. Женщины акома на рынке очень редки и считаются этаким «деликатесом», кроме того, есть поверье, что если мужчины регулярно совокупляются с женщиной акома, то молодеют — она поставила ладони, как бы защищаясь — я знаю, что это враньё, что это досужие байки, но вот — что слышала, то и говорю! Женщин акома давно бы переловили, если бы не боялись ваших воинов — они славятся силой и ловкостью. Кстати, есть ещё поверье — она насмешливо ухмыльнулась — что мужчины акома так же приносят молодость и женщинам, с которым переспали! Так-то вот.

— Это не потому ли ты на меня запала? — ухмыльнулся я — а то всё — любовь, любовь...

— Дурак ты — Рила явно обиделась и отвернулась к стене, потом не выдержала и прыснула со смеху — конечно! Надо же помолодеть! Ну и любовь — тоже.

Мы с ней посмеялись — конечно, она шутила. Я бы почувствовал фальшь — всё-таки не первый день на свете живу. А может и не почувствовал бы?...

После атмосферы прохладного каменного дома было тяжко окунаться во влажную жару припортового города. Сегодня было очень тихо, и обычный полуденный ветерок, разгонявший дневную жару, почему-то решил взять отпуск и отлежаться в глубине джунглей.

Я шагал по улице вверх, к рынку, стараясь держаться в тени огромных деревьев, на которых висели плоды в виде небольших гроздей — что-то вроде аналога нашего тутовника. Воровливо оглянувшись, я подпрыгнул и сорвал одну гроздь, тут же засунув её в рот, как будто кто-то мог её отнять. Мне стало смешно от своих хулиганских действий и на миг я почувствовал себя маленьким мальчишкой, шагающим по улице где-нибудь в Крыму или Одессе.

Впрочем, эти заблуждения тут же развеял патруль Стражи, грозно прошагавший посередине улицы, так зорко оглядывая прохожих, как будто сразу же обвинял их в различных преступлениях, самым незначительным из которых было отцеубийство и изнасилование трупов девственниц.

Стражники равнодушным взглядом провели по мне — я изобразил, что они мне глубоко безразличны — идя мимо и не замедляя шаг, глядя вперёд стеклянно-надменным взором — они отвернулись и пошли дальше. Лишнее внимание мне было ни к чему, особенно тогда, когда моя боеспособность слегка снизилась из-за ранения.

Моя раненая рука покоилась, как и раньше, на перевязи, бинты были освежены и под ними она страшно чесалась, что причиняло жуткие неудобства. Потом я догадался — отключил ощущения в этой руке и облегчённо вздохнул, поругав себя за недогадливость — «хорошая мысля, приходит опосля!»

Всю дорогу к рынку я думал о моих отношениях с Рилой, о моём будещем с ней — если таковое будет. Она мне очень нравилась — своей неуёмной энергией, искренностью, мужскими чертами характера — в ней не было видно слабины или подлости, но раздражала она меня иногда просто невероятно — бесцеремонно вмешиваясь в мою жизнь, настойчиво требуя от меня того, что мне не нравится, безапелляционно рекомендуя какие-то действия или навязывая своё мнение по некоторым вопросам. Пока я спускал ей это, но скоро с таким положением дел надо будет что-то делать, иначе она точно меня подомнёт, как подмяла своего отца.