Заметив мою ухмылку, старший наряда со всей дури врезал мне палкой по спине так, что я сразу забыл про своё великое преимущество над диким народом и завопил диким голосом — АААА! Честно говоря, это было ужасно больно!
Старший, не обращая внимания на мои вопли, стал расспрашивать дежурных барака, что здесь произошло, потом осмотрел лежащих — первый, зашибленный мной охальник, так и лежал с открытыми глазами возле столба — похоже он свернул себе шею при ударе о столб. Старший отдал распоряжения — раненых подхватили и понесли из барака, а меня пинками погнали вперёд, через всё поле лагеря, опять — к командному пункту.
Недовольный начальник лагеря вышел из своего помещения, жуя на ходу кусок мяса — похоже я оторвал его от обеда, и это совсем не добавляло ему хорошего настроения. Он выслушал объяснения, угрожающе взглянул на меня, прищурился и что-то коротко выкрикнул, тут же повернувшись и забыв о моём существовании — если сравнить бифштекс и толстого белого увальня по степени важности — конечно, приоритет за бифштексом, в соотношении один к пяти миллионам.
Меня повели к помосту, возле которого были разложены совсем неприятные на вид предметы — кнуты, плётки, палки. Я понял — сейчас будет очень больно и несправедливо — я же не нападал на этих уродов! Я не приставал к ним, не издевался, почему я должен получить наказание? Этот тип сломал себе шею — и что? Это же случайность! Но нет в мире справедливости — это подтвердил один из охранников, разведя руками и произнеся длинную фразу — видимо, что-то вроде — мы ни при чём, это начальник велел!
Длинная скамья, на которой, вероятно, можно было наказывать сразу по нескольку человек, покрыта засохшей кровью, пахнущей сладким тленом, лежать на ней было страшно так, что я чуть не описался, но сдержался — не пристало земному человеку проявлять слабость перед гнусными дикарями! Эта мысль вылетела у меня с первым ударом кнута — я визжал, орал, мочился под себя, блевал, заливался кровью, и, наконец, благословенная тьма накрыла меня спасительным покровом.
Очнулся я в темноте, в неизвестном месте — первое же движение причинило мне такую боль, что в голове заплясали красные искры — что там было на месте моей спины, я не знал, но подозревал, что ничего хорошего там не было. Хуже того — если судить по тому, что я знал о тропических странах, жить мне оставалось максимум неделю — пока бактерии, попавшие в мои открытые раны, не сделают окончательно своё гнусное дело и не сожрут мой организм изнутри. В тропиках любая царапина может привести к к фатальному результату, а тут превращённая в отбивную, исполосованная до мяса спина.
Вот тебе и съездил на пикничок — горько подумал я, и слёзы сами собой закапали у меня из глаз. Прежняя моя жизнь менеджера по продажам теперь казалась мне райской, невозможно-недостижимой...
Ночь прошла страшно, мучительно, утро же не прибавило мне оптимизма и радости — я находился в небольшом бараке, с закрытыми деревянными решётками окнами и дверями — похоже, это была тюремная больница, или штрафной изолятор, а может всё это вместе взятое — в бараке находилось несколько десятков людей — и больных, и не очень. Разглядывать содержимое барака мне было некогда — надо было скорее подыхать, и этим занятием я был сосредоточенно увлечён.
Меня трясло, лихорадило так, что я чуть не подпрыгивал на месте, спину дёргало, как раскаленным железом, руки и ноги сводило судорогой — осознание того, что мне конец, пришло ещё ночью, так что, не удивительно, что я равнодушно встретил приход того, кто давал здоровье больным в этом мире — как его назвать? Врач? Хммм...можно и врач. Но, скорее, шаман — если у человека в носу торчит костомаха, а уши оттягивают здоровенные чёрные каменюки, каким-то образом вставленные в мочки — как его ещё назвать? Его тело покрывали разнообразные татуировки, изображавшие непонятных зверей, и людей, в процессе охоты — то ли человека на этих зверей, то ли зверюг на человека.
Шаман внимательно осмотрел меня, слушая объяснения окружающих, потом задал мне какой-то вопрос, на который я мудро ответил:
— Пошёл нахрен, скотина, дай сдохнуть спокойно, уродина татуированная!
Видимо шаман услышал то, что хотел, удовлетворённо кивнул, и сделал знак рукой, достав из мешка за спиной кувшинчик с каким-то резко пахнущим содержимым. На меня набросились сразу четверо узников, прижимая к лежанке, а шаман приступил к намазыванию спину вонючей зелёной констистенции, похожей на слизь. Меня можно было и не держать, потому что я после первых прикосновений потерял сознание от боли, и очнулся только тогда, когда в глотку мне полилась горькая пахучая жидкость. Я захлёбывался, но глотал — деваться было некуда — нос зажали. После того, как было выпито, по моим ощущениям, не менее литра этой гадости, на меня навалилась усталость и я снова провалился в забытье — наверное жидкость содержала что-то одурманивающее.
В таком наркотическом дурмане прошла неделя — я просыпался, мне вливали жидкость — иногда горькую, как в первый раз, иногда что-то питательное — вероятно густой бульон, или жидкую кашицу — я спал, опять спал, снова спал...в общем вёл нормальную растительную жизнь. Спина уже болела не так сильно, вероятно зажила, и я мог спать не только на животе и на боку, но и на спине.
Наконец, мне перестали вливать горкий отвар и настал день, когда я спустил ноги с лежанки и попытался сесть.
Голова кружилась, меня «штормило», но я удержался, поморгал глазами и постарался сфокусироваться. Всё, что я видел перед собой чётко — двухъярусные лежанки, столбы опор, тюфяки — в общем, тот же набор, что и в большой казарме, только размер помещения поменьше. Хотя — я же не видел далеко, может помещение было и гораздо больше...