Наконец, мысли меня захлестнули так, что я уснул, уткнувшись носом в пахнущую душистым мылом ногу Рилы и проснулся только в обед, когда мы остановились у ручья, чтобы перекусить и напоить загаров.
Обед прошёл без проблем, без каких-то важных событий — кроме купания нашей орды в затончике ручья, повергшее Рункада в краску — даже будучи рабом он так и не привык к свободным нравам Арканака — воспитание другое, и скачущие вокруг голые девки заставляли его смущаться и прикрывать естество, в боязни быть уличённым в нескромных помыслах.
Вечером мы остановились ночевать в заезжем дворе, мало чем отличающемся от того, где ночевали первый раз — похоже, что их строили, как некогда столовые в России — по одному проекту, похожие, как близнецы.
Так прошло пять дней нашего путешествия, когда, наконец, мы увидели стены города Гракатор, столицы Арзумской империи.
Честно говоря — стены меня не особенно вдохновили — видывали и побольше. Вру, конечно — ни фига я не видывал бОльших стен, кроме как в кино — но я всё-таки представлял что-то более эпическое, чем то, что я увидел — стены как стены, на стенах бродят и сидят солдаты, въезд, как на рынок где-нибудь в Саратове, платный, шлакбаум покрашен красно-белой краской, КПП с охранниками — только не в камуфляже, а в здешней броне и с мечами в ножнах — ну ничего, ничего этакого фантастического — рутина, скука, пыль, запах помоев и дохлятины, разлагающейся где-то под ближайшим затоптанным и заплёванным кустом.
Миновав ворота за грабительскую плату в две монеты с человека, по пять с загаров и десять за повозку (Бандиты чёртовы! Ещё бы платную дорогу сделали, как Дон-Москва!), мы загромыхали по улицам столицы.
Рункад взахлёб рассказывал нам, где какие здания стоят, кто где живёт, показывал императорский дворец, как всегда, находившийся на возвышении в дальнем конце города, не очень далеко от моря, демонстрировал храмы богов, с куполами, покрытыми сияющими слюдяными пластинками — выглядели они довольно симпатично, и, наконец, объявил, что мы приближаемся к его альма матер — отцовскому дому, где он жил с рождения и до того момента, как попёр меч предков и пустился во все тяжкие.
Парень как-то сразу притих и нахмурился, явно предвкушая получение массы пилюлей, а я сел рядом с ним на облучок и ободряюще похлопал по плечу:
— Не переживай. Они будут очень рады. Главное — живой вернулся, а там всё забудется. Пошли.
Мы слезли с повозки — Рункад передал поводья Риле, опытной в обращении с загарами, и подошли к воротам большого поместья, окружённого тенистыми деревьями.
Ворота были закрыты, и Рункад дважды со всей силы врезал ногой по входной калитке сбоку от ворот. Калитка вздрогнула от ударов, за ней послышалось ворчание грубого мужского голоса:
— Какая скотина там так долбит в калитку?! Сейчас выйду, палку сломаю о рёбра! Кто ещё тут припёрся? — калитка раскрылась и из неё вышел здоровенный кряжистый мужик с седыми усами — лет шестидесяти пяти, не меньше. Он был рассержен, замахнулся на Рункада палкой, вгляделся, и с криком выронил палку из рук:
— Молодой господин! Живой! А мы думали, что вы погибли, ваша мать убивается до сих пор, а отец весь седой стал! Ай-яй, как вы могли так поступить со своими родителями! Идите, скорее, я сейчас им доложу!
Мужик убежал внутрь дома, как атакующий вепрь, а Рункад, украдкой смахнув слезу с глаз, сказал мне тихонько:
— Ну не болван ли я, а? Что натворил! Пойдёмте, господин Манагер, поприсутствуете при том, как я буду получать порцию трёпки, и за дело, надо сказать! Заслужил, получи, не правда ли?
Я согласно кивнул головой, и шагнул следом за парнем во двор, вымощенный гладкими розовыми плитами песчаника — смотрелось очень красиво, с клумбами цветов и небольшими водоёмчиками, прихотливо разбросанными на территории не меньше гектара...богатенькие люди — подумалось мне, и вкус имеют, очень гламурненько выглядит...
Во двор высыпала толпа толпа народа, во главе со стройным высоченным мужиком, похожим на постаревшего Рункада, женщина — я понял — его мать, кинулась к блудному сыну и стала рыдать, поглаживая его по щеке, обезображенной шрамом.
Отец, с бледным лицом подошёл к нему, не отстраняя мать обнял одновременно и сына и жену, а потом, неожиданно, резко ударил ладонью ему по щеке:
— Как ты мог?! Мать чуть не умерла, думала, ты погиб! — потом он опять обнял сына и долго не отпускал его, похлопывая по спине большущей ладонью.
Глядя на это воссоединение поколений, у меня даже в глазах защипало — вспомнились мои родители, бабушка с дедушкой — я-то их никогда теперь не увижу, скорее всего...как они там? Бегаю тут, пыряю уродов палкой, выживаю и не подумал ни разу — а как они там, без меня-то? Небось тоже плачут...от этих мыслей я ещё больше расстроился и чуть не зашмыгал носом, потом опомнился, взял себя в руки и продолжил смотреть представление спектакля «Возвращение блудного сына».
Папаша перевёл взгляд на меня, осмотрел с ног до головы и его глаза расширились от удивления:
— Кто это, сын? Почему у него наш родовой меч? Как он у него оказался?
— Мне надо будет многое тебе рассказать, отец. Это мой друг, господин Манагер, он меня спас, выкупив из рабства (Мать парня при этом ахнула от ужаса). Меч у него по праву — я тебе всё расскажу. Может пройдём в дом, чтобы объясняться не на улице — слишком много ушей вокруг. Только вот что — со мной мои друзья, с которыми я прибыл с Арканака, прошу тебя, прими их как лучших гостей — у ворот стоит повозка, пусть они въедут, хорошо? А мы сейчас тебе всё расскажем.